Сцена дуэли Григория Печорина с Грушницким является одной из самых волнующих, пронзительных и жутких в психологическом романе М. Ю. Лермонтова "Герой нашего времени". Ребяческое желание Григория взбесить старого приятеля, задеть его самолюбие переключив на себя внимание его возлюбленной Мери привело к конфликту со смертельным исходом.
Заранее подготовлена дуэль состоялась ранним утром на небольшой площадке отвесной скалы. Смертельный исход был неизбежен благодаря стараниям Печорина, вовремя разоблачившим заговор Грушницкого с драгунским капитаном. Но что же чувствовал главный герой стоя на краю обрыва под дулом заряженного оружия?
Если ночью перед поединком Григорий не может найти себе места от негодования и волнения, то утром он наоборот спокоен и собран:
"Я помню – в этот раз, больше чем когда-нибудь прежде, я любил природу. Как любопытно всматриваться каждую росинку, трепещущую на широком листке виноградном и отражавшую миллионы радужных лучей! Как жадно взор мой старался проникнуть в дымную даль!".
Будучи человеком смелым и рациональным, он понимает, что вполне может умереть на этой встрече со своим новоиспеченным врагом. Оттого и просыпается в Печорине тяга к прекрасному. Но она угасает, как только он видит зачинщиков дуэли, доставивших ему столько хлопот и нанесших прямое оскорбление.
В процессе разговора с Грушницким и его секундантами, Печорин, в отличие от остальных, выглядит максимально спокойным и собранным, чем удивляет доктора Венера. Но безмятежность героя напускная, о чем вскоре становится ясно его секунданту:
"– Я вам удивляюсь, – сказал доктор, пожав мне крепко руку. – Дайте пощупать пульс!.. О-го! Лихорадочный!.. но на лице ничего не заметно... только глаза у вас блестят ярче обыкновенного..."
Чем ближе оказывалась развязка этого происшествия, тем сильнее бурлили в Григории эмоции. К тому же заговорщики продолжали вести себя достаточно странно и нечестно, что только подзадоривало героя. Но и Печорин, будучи человеком мстительным и изобретательным, с лёгкостью ввёл свои правила игры, что лишь усугубило ситуацию.
Но предвидеть каждый элемент разворачивающейся на обрыве сцены герой не мог. Неожиданно Грушницкий стал целить ему в лоб, что полностью отличались от предположения Печорина о том, что его соперник струсит, и выстрелит в воздух:
"Неизъяснимое бешенство закипело в груди моей."
Лишь трусость и слабость Грушницкого в решающую минуту позволили Григорий остаться в живых, как он и предполагал с самого начала. Печорин был поражён тем, с какой лёгкостью Грушницкий занял его место, с какой уверенностью в собственной неприкосновенности расположился на краю площадки:
"... то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить как собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса."
Всем известно, чем закончилась эта бессмысленная дуэль: Грушницкий был убит из-за собственной глупости и самолюбия, как своего, так и Печорина. Второй был опустошен и подавлен, несмотря на уверенно в собственной правоте:
"Спускаясь по тропинке вниз, я заметил между расселинами скал окровавленный труп Грушницкого. Я невольно закрыл глаза... Отвязав лошадь, я шагом пустился домой. У меня на сердце был камень. Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели."
Таким образом, находясь под прицелом пистолета Грушницкого Печорин не чувствовал страха, все его естество бурило от гнева и ненависти к Грушницкому и той комедии, которую он пытался разыграть. Но ответные действия Григория, его мщение Грушницкому, ставшее своеобразным уроком, не принесли облегчения. Печорин по-прежнему чувствовал неудовлетворенность жизнью и некую пустоту, которую невозможно заполнить за счёт гибели другого.